Что первым делом приходит вам на ум при упоминании Чехова? Наверняка тонкий, изобретательный юмор, чередующийся с откровенным высмеиванием, и перетекающий в экзистенциализм и меланхолию, пропитанные истинно русским духом. Никак не гротескную вечеринку-исповедь в стилистике «Горько!» (16+), обернувшуюся притчей о покорном принятии справедливого наказания. Что ж, Гомельский областной драматический театр умеет удивлять! Разберём же во многом провокационную интерпретацию Чеховской пьесы и предположим, причём тут «Яблоки на снегу».
Завязка
Ещё до начала основного действия нас предупреждают, что спектакль представляет собой произведение классика в современной обработке. Стоит отметить, крайне цепляющей — при сохранении языка и мироустройства, характерных для 19 века, со всеми соответствующими речевыми оборотами, статусами и проблемами, события переносятся в антураж российских девяностых или нулевых. «Пухлые» телевизоры, бантик в девичьих волосах, фейерверки в качестве подарка и неуходящая, но упорно игнорируемая атмосфера упадка и распущенности, притом всё ещё обязательное присутствие священника на любом важном мероприятии. Удивительно, как удачно рифмуются друг с другом концы двух разных веков, что в рамках постановки сплавляются в единый портрет нации, интеллектуальной, глубоко чувствующей и потому так любящей страдания.
Итак, первое, что мы, зрители, видим, притом находясь буквально на самой сцене — это похороны. Недолгие, суетливые и пока не совсем понятно, чьи. Это важная сцена, неискушенного зрителя вводящая в заблуждение, а знающего приводящая в восторг. Не успеваем мы опомниться, как похороны превращаются в день рождения: на праздник «Шурочки» Лебедевой, своенравной красавицы, стекаются все действующие лица — её родители Зинаида Савишна и Павел Кириллыч, друзья Егор и Оксана, ведущие хронику событий, граф Шабельский, вдова Бабакина, священник и родственник Иванова Боркин. Собственно, он есть, а самого Иванова нет. Только после того, как старшие его попрекают за глаза за ненадёжность — Иванов занял у Лебедевых крупную сумму и за три года так и не вернул, — а Александра защищает, утверждая, что ничего о нем остальные не знают, Николай появляется самым эксцентричным из всех возможных способов — в ярких шортах, майке и черных очках, вопя в микрофон «Яблоки на снегу» и мотивируя всех присутствующих танцевать. И представить себе нельзя, что в дальнейшем этот балагур будет унижаться, стенать, срываться и каяться, верно?
Персонажи
Иванов не пытается выглядеть лучше, чем есть. Он — отчаявшийся человек, всё знающий про свою натуру, но ничего в ней не понимающий. Его весёлость — лишь маска, скрывающая глубокое переживание о судьбе своей жены Анны на пару с измождённостью, связанной с её болезнью. Да, у Николая есть супруга, и да, он ждёт, как бы она поскорее скончалась от чахотки.
Иванов ненавидит себя за это, по телефону умоляет Анну не петь «их» песню — те самые «Яблоки на снегу», — исповедуется священнику, не скрывая, как ему стыдно, но всё равно каждый вечер сбегает от ответственности перед девушкой, которую «разлюбил» спустя всего три года. А тут как назло подрастающая Александра весела, здорова и явно питает к нему тёплые чувства, а помимо всего вышесказанного обладает заодно и солидным приданым, в стремлении заполучить которое обнищавшего Николая упорно обвиняют. Безосновательно или нет, остаётся невысказанным.
Нетрудно догадаться, к какому знаменателю приводят такие вводные. Поцелованный Александрой, вконец разочаровавшийся в себе после подачки со стороны Павла Кириллыча Николай напивается и самым бесстыдным образом «отвечает» на чувства девушки прямо на столе. Подобно тени, в дом проникает и видит это Анна.
Супруга Иванова является зрителям персонажем-призраком еще до того, как испустит последний вздох под взором своего доктора Львова, продолжительное время настоятельно требующего от Иванова отвезти жену в Крым, чтобы поправить здоровье, а точнее, вероятнее всего, скрасить её последние дни. Львов — главный судья Иванова после Бога, в чем мы удостоверимся позже.
Остальные герои — это яркие трагикомедийные образы, подсвечивающие основной сюжетный и моральный конфликт. Суровая Зинаида Савишна и учтупчивый Павел Кириллыч, сетующий на требовательность супруги в ее отсутствие, эмоциональный и вспыльчивый Боркин, Шабельский, большую часть времени находящийся «в отключке» от чрезмерного потребления алкоголя, хотя именно он высказывает Иванову в лицо всё, что думает, первым — все они формируют облик русской ментальности в худшем ее проявлении. Грустно ли это? Да. Правдиво? Еще как.
Декорации
Спектакль по максимуму использует потенциал основной сцены, рисуя картину типичного, знакомого всем нам дня рождения с неоновым светом, крепким алкоголем и танцами до поздней ночи. И дело тут не только в блестяще воссозданном антураже. Мало того, что зрительские места располагаются там же, не в зале, а буквально в метре от происходящего действа, так еще и поворотный круг периодически вертится, подкрепляя атмосферу сумбура, сюжетных метаний и моральных терзаний, вовлекая смотрящих, будто гостей этого фривольного праздника — локальность в лучшем ее проявлении.
Еще один нетипичный прием — съемка. Вышеупомянутые три стареньких телевизора в прямом эфире транслируют все, на что направлена камера Егора, а это как правило самые эмоционально или юмористически насыщенные моменты, причем в соответвующем качестве и временами с ностальгичными помехами.
Наконец, отметить можно не только техническое новаторство. Даже редкие, но меткие натуралистичные моменты, способные на раз-два смутить рядового зрителя, здесь выглядят смело и оттого впечатляюще.
Музыка
Лейтмотивом на протяжении всей постановки проходит композиция «Яблоки на снегу». Единственный раз она сменяется, как ни странно, «Владимирским централом», что звучит, когда Иванов, выждав «чуть меньше года» с момента кончины Анны, сначала намеревается повести Александру под венец, а затем, аккурат перед церемонией, просит ее отменить свадьбу, понимая, насколько нравственно виноват.
Но причем тут все-таки «Яблоки на снегу»? Помимо того, что песня попросту гармонично соотносится с воссозданными окружением и событиями, смею предположить, что здесь также имеет место быть определенный символизм. Подобно тому, как Николай предал доверие Анны, поддавшись терзавшему его желанию, яблоки, символ греха, рассыпаны по девственно белому снегу.
Смыслы
На самом деле, основной посыл спектакля озвучивается чуть ли не прямым текстом и чуть ли не в первые полчаса — священник, выслушав исповедь Иванова, напоминает о том, что человек не должен быть тщеславен, не должен возлагать на себя «божественную» миссию, когда наверняка к этому не готов. Наконец, не должен вероломно рушить чужую судьбу, ведь еще до болезни Анне пришлось многим пожертвовать ради того, чтобы быть с Николаем – урожденная Сарра, она осталась без родительских одобрения и соответственно поддержки. Монолог, обличающий ошибку Иванова — это сложный моральный вопрос, что встает не только перед героем, но и перед зрителем. Но нас лишают возможности найти свой ответ.
Развязка такова — Львов врывается во время произнесения клятв и стреляет в Иванова.
«— Я заявляю во всеуслышание, что вы подлец, — произносит доктор, направляя пистолет.
— Я покорно вас благодарю, — отвечает Николай.»
Вот так, спокойно и, более того, с благодарностью Иванов принимает свое «наказание». И пока поворотный круг вновь вертится, Александра, замеревшая изваянием, наблюдает, как под злосчастные «Яблоки на снегу» призрак Анны ложится подле бездыханного тела возлюбленного, в то время как нам остается только думать — действительно ли произошедшее справедливо?
Итог
Гомельский «Ивановъ. Русский Гамлетъ» не боится откровенно напугать своего зрителя, заставить его чувствовать себя дискомфортно или «грязно», и это прекрасно. История, трагичный конец которой можно предугадать и все равно удивиться, оставляет тягостное, гнетущее впечатление. Она не ждет рукоплесканий, а откровенно обескураживает, лишая дара речи, лишая слов, которые в полной мере могли бы передать красоту и ужас этого экспириенса. А взамен заставляет думать — так ли мы праведны, как сами о себе думаем?
Возрастное ограничение: 18+