СИЛЬНЫЙ ПОЛ В ЛИТЕРАТУРЕ

В начале июня РИА «7 новостей» писало о

презентации книги своего обозревателя Елены Сафроновой в «Книжном Барсе»
Рязани. Ровно через неделю то же мероприятие повторилось на другом витке: роман
«Жители ноосферы» был представлен в Москве. Вопросы, которые можно задать
автору после презентации, достаточно стандартны. Однако разговор с Еленой
Сафроновой «по следам» московской презентации вышел на неожиданные, не столько
личные и частные, сколько общественные аспекты литературной жизни.

 

– Лена, в
Рязани у тебя презентация была в «Книжном Барсе», а в Москве где – в каком-то
магазине?

 


 В а
партаментах Русского ПЕН-центра. Это симпатичный особняк в районе улицы Неглинной, внутри очень
уютный – потому, видимо, его так любят писатели и считают большой честью, когда
удаётся организовать презентацию или творческий вечер именно там. Хотя его актовый
зал, где проходят литературные мероприятия, рассчитан на «камерные» вечера и
встречи, а не на то, чтобы «собрать стадион». А зачем литературе собирать стадионы,
совместимо ли это с её задачами и смыслом?.. Вопрос открытый, недаром его на
нашей встрече озвучил поэт, литературный критик, переводчик и наставник пишущей
молодёжи на протяжении лет сорока

 Кирилл Ковальджи. Кирилл Владимирович сказал, что была эпоха «шестидесятничества»,
когда поэзия обрела мощное общественное звучание и выходила буквально на
площади – но всё же литература это не эстрада!.. И сейчас положение дел в этой
высокой сфере возвращается к более верному формату отношений – читатель – книга.
А не писатель с рупором перед кучей народа. Ведь в огромном скоплении людей,
добавлю уж от себя, не сразу различишь, кто читатель, а кто «погулять вышел».

 


 Это вступление
значит, что людей на твоей презентации было немного?

 

 На презентацию собралось больше двух десятков человек. Для
середины июня —  отличная цифра. Плюс к
тому все пришедшие знали, куда и зачем пришли. По-моему, это весомое
преимущество перед стадионом! Мне хотелось разговора на равных, а не
выступления с трибуны. И он удался, при том, что гости были весьма
авторитетные. Кирилла Ковальджи я уже с почтением упомянула. Были ещё известные
детские поэты Сергей Белорусец и Дина Бурачевская (кстати, бывшая рязанка, дочь известного журналиста Игоря Бурачевского, царствие ему
небесное); поэт и литературный критик-публицист

 Максим Лаврентьев,  поэтесса Людмила Осокина. Но самым колоритным гостем, не в обиду никому будь сказано,
оказался поэт, п

резидент международной Академии русского стиха Слава Лён (литературное имя, любезное поэту больше, чем паспортное Владислав
Константинович). Он привнёс в наше действо элемент горячей дискуссии, в которой
сам участвовал с таким жаром, что с момента его появления моей коронной фразой
стало: «Владислав Константинович, а можно, я сама отвечу на этот вопрос?». В общем,
главной прелестью московской презентации я бы назвала живое обсуждение.

 

– И каково же
общее впечатление мэтров от книги?

 


 Общее – благоприятное, хоть с моей стороны и не очень
скромно так отвечать.

 

– Хорошо,
переформулирую вопрос: какие гости презентации назвали сильные стороны романа? И
были ли озвучены слабые стороны? На презентации в «Книжном Барсе», насколько
помню, ни одного критического замечания в адрес романа не было высказано.

 

 Было, к счастью! Ларисой Лобановой и мною самой, но больше
никто в Рязани критики не изрёк. Я повторила отзыв Кирилла Ковальджи, который
он мне сначала кратко написал в письме, а потом принёс в виде развёрнутой речи
на презентацию. Если лаконично сформулировать, Кирилл Владимирович считает, что
в «Жителях ноосферы» моё писательское вдохновение «перевешивает» мастерство
романиста. Ибо драматизм, психологизм и стиль, в том числе намеренное смешение
разных «изводов» речи получились хорошо, а вот композиция местами «проседает»,
а также некоторые сюжетные ходы либо не развиты, либо не оправданы. Другие гости
с ним частью согласились, частью нет. Я сама согласна: мне лучше, чем кому бы
то ни было, известно, как трансформировался роман на стадии рукописи – из огромного
текста в компактную повесть, а потом в роман из трёх «автономных», но связанных
общими героями частей. После таких пертурбаций композиционные «пробелы»
возможны. Зато Кирилл Владимирович особо похвалил тему армейских издевательств
над солдатом-срочником. А Людмила Осокина поблагодарила за то, что я взялась за
тему «гения и злодейства» и «творческого бессмертия», а также «музы поэта» —
это не фигура речи, имеется в виду реальная спутница жизни поэта,
жена или подруга. Людмила – вдова одного из знаковых поэтов ХХ века Юрия Влодова, и её по-человечески волнует рефлексия о «поэте и музе». Надеюсь,
на «Жителей ноосферы» ещё напишут рецензии, а две уже появились, в том числе
одна в «НГ-Экслибрисе», и в них в совокупности мы
прочитаем всё о достоинствах и недостатках романа!

 


 Но какие самые
интересные идеи тебе высказали, и какие выводы ты, как писатель, сделала на
будущее?

 

 Ты знаешь, мне всё интересно, что высказывается по
части критики – только профессиональной, а не «от сохи»! Мне интересна, скажем,
амбивалентность впечатлений о персонажах романа. Главную героиню Инну Степнову
называют то «сильной женщиной», то слабой, прислоняющейся к каждому встречному,
ищущей любви у тех, кто на неё органически не способен, то «конструктором» из
положительных качеств… А выводы элементарны: на каждое крупное произведение по 10
лет тратить невозможно, особенно если хочется много написать, следовательно,
надо подходить к работе ответственно, чётко продумывать, что, как и о чём ты
хочешь сказать. Не гнушаться, допустим, схему набросать, прежде чем приступать
к повествованию.

 


 К
ак ты сама относишься к своей героине (ибо
читатели, может статься, будут ассоциировать её с тобой)?

 


 Уже ассоциируют! Это дилетантский подход – думать, что все
писатели пишут «с себя» и лишь по следам лично пережитого. Но широкие круги
читателей в этом упрекать сложно – такое убеждение они вынесли, мне кажется, из
преподавания им русской классики и «соцреализма» в школе. Нам, помню, внушали,
что писатель должен хорошо знать, о чём пишет, и что всякий русский и советский
классик закладывал в свои креатуры каких-то прототипов. «Мастера и Маргариту» в
школе не проходили, поэтому невозможно было спросить у педагога, видел ли
Булгаков чертей и хорошо ли их знал… Меня и в Рязани, и в Москве спрашивали о
прототипах, но у меня один ответ: это усреднено-типичные представители той или
иной страты и шаржированные персонажи – образы тех или иных «функций». А к Инне
Степновой я хорошо отношусь, лучше, чем к себе.  

 

– Какова вообще
в наше время роль презентации в продвижении книги, каковы составляющие удачной
презентации?

 


 Думаю, роль её скорее рекламная, точнее, наверное, «маячковая»:
вот такая-то книга явилась на свет, её можно почитать, приобрести, о ней можно
высказаться. О результативности презентаций надо судить, во-первых, в каждом
случае индивидуально, во-вторых, как цыплят считать – по осени, через какое-то
время. А составляющими удачной презентации я бы назвала ту дискуссионность, которая
так успешно у нас затеялась в Москве.

 

– И этим московская
презентация принципиально отличалась от рязанской?

 


 Не без того. Я в пояс кланяюсь милой Светлане Платовой,
директору «Книжного Барса» – она вела встречу, вопросы задавала, книгу
специально для этого читала, при её-то занятости!.. И все сотрудники «Книжного
Барса» были на высоте в организации нашей встречи, впрочем, как и любой встречи
с писателями, на которые они большие мастера, и это замечательно. Однако
поначалу на фоне активности Светланы Александровны контрастно выглядела
некоторая инертность зала. И то, что я приглашала людей высказываться, а не
сами они брали (тем паче «рвали») слово, тоже слегка огорчило.

 

– Но ведь
презентация 


 это не совсем формат для дискуссии!


 С одной стороны, так. Но с другой… При немногочисленности
чисто литературных открытых мероприятий в Рязани можно и отступать от «классического»
формата. Вообще, мне в нашем городе весьма не хватает культуры литературного
обсуждения, литературного диспута. А ведь форма «культурного диспута» нашим культурным
слоям знакома. Мы с тобой весной участвовали в открытой дискуссии, организованной
Рязанским государственным университетом в камерном зале филармонии о культуре
быта в городе. Мне очень понравилось это мероприятие – и замыслом, и формой, и
содержанием, и тем, что пригласили  представителей
культурных властей, и тем, что было два основных «полемиста», выразителя разных
точек зрения, и «свободный микрофон». А если учредить что-то подобное на тему
сугубо литературную? Как в 20-30-е годы комсомольцы публично обсуждали,
сбрасывать ли Пушкина с корабля современности? Тему можно взять любую, лишь бы
книжную! Мне кажется, что молодые люди бы приняли в этом действе участие – ведь
в диспуте о культуре быта студенты высказывались очень активно, и не по указке
преподавателей, а по движению души!.. Так почему бы это не сделать на
презентации, тем более, раз я сама готова «пожертвовать собой», лишь бы
активизировать литературную жизнь.

 

– Что за
самоотверженность?

 


 Ну, не собой – своей книгой: я была готова предоставить её
для публичного обсуждения достоинств и недостатков в Рязани, как и в Москве. Кстати,
я так поступала со всеми тремя своими книгами – и «Все жанры, кроме скучного»,
и «Диагноз: Поэт», и вот теперь «Жители ноосферы». На «крайнюю» презентацию в «Книжном
Барсе» нарочно позвала людей, не любящих и не принимающих мою прозу.
Журналистку Ольгу (теперь она сменила фамилию), с которой у нас в своё время
была целая

дискуссия в
сети, и поэта Магомеда Али. Оба не пришли, только Ольга прямо отказалась, а Магомед
Али обещал, но не пришёл. Это вполне в его традиции, а я знаю его более 20 лет.
Но сейчас мне было жаль: во-первых, он лишил нашу презентацию здоровой
полемичности. Он с конца 90-х годов, с моих первых прозаических опытов, утверждал,
что они неудачны, а когда пошли публикации – что мало радости в том, что
выходят не самые лучшие мои вещи. Согласись, было бы интересно послушать сугубо
негативный отзыв? Но увы, тот отзыв, видимо, предназначался для узкого кружка «посвящённых».
А во-вторых, я как раз хотела этим приглашением помочь и Магомеду Али, вернуть
его в литературный процесс – он ведь был когда-то многообещающим поэтом,
закончил Литинститут заочно, выпустил книгу. А сейчас совершенно не публикуется,
почти не проявляет себя даже в рязанском литпроцессе. К примеру, когда вышел первый
обновлённый альманах «Литературная Рязань» в 2010 году, туда Магомеда Али не
пригласили, хотя вошло в сборник много авторов, скажем так, «не из первого
эшелона». Статус этого поэта на нашем региональном поле снизился, мне искренне
хотелось напомнить литературной тусовке, что Магомед Али существует. Но увы –
не срослось. А на презентации книг публицистики я дважды звала поэта Сергея
Свиридова, большого нелюбителя моей критики и публицистики, который также мне
об этом предпочитает говорить наедине, а не в публичном формате. Меж тем это
неправильно, прежде всего, для литпроцесса – он не может быть «кулуарным», «кухоннным»,
тем более «заспинным», а у нас и «шепотки за спиной», к несчастью, из моды не
выходят…

 

– Не согласна!
Разве на презентации «Диагноз: поэт» дискуссии не было? Да, в
основном народ высказывался тактично. Но претензии, например, у Оли Мельник или
у меня были жёсткие!

 


 И я вам обеим за это благодарна! Да, вы публично выступили
с критикой на дискуссии в университете и проявили тем самым литературный профессионализм
– а теперь мы никуда не денемся от факта, что смелость и прямоту выказали
женщины, а не мужчины! И кто у нас «сильный пол» в литературе на основании этих примеров?.. На презентации «Диагноз: Поэт» было примерно поровну
выступающих обоего пола, но критику произнесли дамы. Правда, претензия Ольги «интегрировала»
моральную и литературную сферу: ей показалось, что она узнала в Поэтах своих
знакомых (которых, только под другими фамилиями, узнало ещё полстраны, потому
что порочность Поэтов везде одинакова), и сказала, что ей это неприятно. Кстати,
чем не тема для большой открытой дискуссии – правомерно ли делить
нравственность и этику на две части: «для моих знакомых» и «для всего
остального человечества»?

А на презентации «Жителей ноосферы» вообще всё держалось на
женских плечах – из мужчин сказал прекрасную речь только Константин Паскаль,
хвала ему за это!..

 

– Но есть же
этические понятия: глупо на кого-то прямо нападать, ошибки и несогласие 

– 
нормальное для каждого явление, все же люди. Цивилизованный разговор
конструктивнее жарких споров, в которых только портятся отношения, истина же в
это время нервно курит в сторонке…

 


 Мы снова сворачиваем с разговора о литературе на разговор
об этике. Тогда как литература в какой-то мере вне этики, будучи явлением
надкоммуникативным. Но могу ответить и на этот тезис: а что, отношения меньше
портятся, если кто-то кому-то говорит наедине: «Дерьмо ты написал, дружок!» — а
потом стесняется то же самое повторить принародно? Мне вот эта «кухонность»
упрёка кажется неэтичной. А уж что она далека от понятия профессионализма и
качества дискуссии, незачем и говорить.

 



 Получается у
тебя, что в Москве, мол, литераторы могут по делу предъявить претензии, а в
провинции 
— некомпетентны, поэтому выступают по принципу «всё
хорошо, прекрасная маркиза»?

 


 Не так бы я сформулировала. Не «некомпетентны» наши люди, а
несмелы и неактивны в выражении своих мнений, особенно негативных. Однако куда
деваться 


 это рождает сомнения в компетентности данных мнений. Может, наши «молчальники»
и сами подспудно это понимают?.. А в целом хочу тебя просить как
единомышленника: давай как-нибудь по осени постараемся устроить настоящий
литературный диспут? Книгу для него подберём из числа всероссийских новинок! Как
учил на семинаре молодых критиков Дмитрий Бак: не бояться громких имён!

 

Беседовала
Ольга Пономарёва